Повседневная жизнь русских литературных героев. XV - Страница 85

Когда Бенкендорф стал начальником штаба Гвардейского корпуса, он не сразу осознал, что есть люди, которых он не может одернуть в строю или посадить на гауптвахту в силу их высокого происхождения, родства и связей. В первое время за его промашки ездил извиняться по великосветским гостиным командир корпуса генерал Васильчиков.

Восстание Семеновского полка в октябре 1820 года стало рубежным моментом. Кто-то из офицеров спохватился. Кто-то решил идти дальше. «Розовый цвет либерализма незаметно превратился в красный», — писал Вигель. Где был князь N? Обошел ли гвардейский переполох его стороной?

Вспомним похвальное слово Семеновскому полку, сочиненное Глинкой:

Зато солдат, опрятный, ловкий,
Всегда учтив и сановит,
Уж принял светские уловки
И нравов европейский вид
Но перед всеми отличался
Семеновский прекрасный полк,
И кто ж тогда не восхищался,
Хваля и ум его, и толк,
И человечные манеры?

Эти-то «человечные манеры» оказались не ко двору. На смену либеральному Потемкину пришел не просто требовательный, а жестокий подполковник Ф. Е. Шварц, выпорхнувший из-под крыла А. А. Аракчеева. Его при всем желании невозможно было уважать, ему требовалось подчиняться. Объясняя начальнику Главного штаба произошедшее, Бенкендорф писал: «Офицеры, оскорбленные именем, манерами, репутацией человека, совершенно чуждого полку, восстали против назначения, казавшегося им оскорбительным… Не будучи в состоянии приобрести уважение, Шварц решил заставить себя бояться, и в этих видах он стал употреблять наказания скорее позорные, чем строгие; подробности их отвратительны (однажды, например, он вырвал солдату ус. — О.Е.); генерал Васильчиков неоднократно ему выговаривал. Пусть сопоставят то сознание своего достоинства, которое отличало полк более сотни лет, с обращением, коему он подвергся в продолжение последнего года, и тогда будет нетрудно понять, что подобное положение должно было разрешиться кризисом».

Осенью доведенный до отчаяния придирками Шварца полк попытался подать на высочайшее имя петицию, собрался и отказывался расходиться. Сначала вся 1-я «государева рота» строем отправилась в Петропавловскую крепость, на следующий день «мятежный» полк был окружен частями гвардейской пехоты и отправлен в крепость, откуда в Кексгольм и Свеаборг. Полк был раскассирован, а на его месте создан новый из армейских частей.

«Семеновская история» была не просто скандалом, но скандалищем. Она наглядно показывала уехавшему на конгресс в Троппау Александру I, что он не может положиться на старых офицеров, занимавших в гвардии лучшие должности. Их снизу подпирали аракчеевские креатуры, такие как Шварц. Нельзя исключить, что вся интрига была спланирована временщиком как звено в затяжном противостоянии, которое он вел с Главным штабом.

Вокруг Главного штаба, которым руководил князь Петр Михайлович Волконский, друг детства Александра I (прообраз князя Андрея на аустерлицком поле — тоже ранен и тоже со знаменем в руках), скапливались заслуженные офицеры с хорошо известными в армейской среде именами. Закревский, Ермолов, Воронцов, Киселев и десятки других, где бы они ни служили, но тяготели именно к Главному штабу. В силу происхождения и прежнего военного опыта князь N должен был принадлежать к названной среде.

Ее отличительными чертами стали подчеркнутая русскость и неприятие военных поселений. Последние считались детищем Аракчеева. Хотя идея принадлежала императору, но воплощение ее в жизнь, часто крайне жестокими методами, было возложено на графа «Силу Андреевича». Последний, также по желанию государя, выдвигал из «вышколенной» среды поселенческих офицеров новые кадры для армии и гвардии. Шварц был любимцем Аракчеева и, несмотря на то, что руководство Гвардейского корпуса не раз ставило ему на вид излишне суровое обращение с подчиненными, продолжал демонстративно насаждать в гвардейском полку «поселенческие» порядки — поднимал руку на солдат, грубо разговаривал с офицерами. Шварц явно чувствовал за своей спиной поддержку. Семеновцев точно провоцировали на неподчинение.

Мятеж в гвардейском полку оказался крайне выгоден именно окружению Аракчеева. С важнейших постов были сняты и переведены на менее значимые должности его неприятели. Волконскому и Закревскому пришлось покинуть Главный штаб, Васильчиков больше не командовал гвардией, а Бенкендорф, оказавшийся между двумя враждующими партиями, как между молотом и наковальней, — штабом Гвардейского корпуса. На их места Аракчеев выдвинул свои креатуры. Вероятно, тогда лишился хорошей должности и будущий муж Татьяны.

Характерно, что молодой Николай, так ратовавший за наведение порядка в гвардии, Аракчеева не терпел, считал душегубцем и, вступив на престол, отправил в отставку. А вот к тем командирам, кто пострадал после «семеновской истории», скорее благоволил. Он не считал их виновными, потому что лично они ничего не могли изменить: «Корпусом начальствовал тогда генерал-адъютант Васильчиков; к нему я прибег… часто изъяснял ему свое затруднение, он входил в мое положение, во многом соглашался и советами исправлял мои понятия. Но сего не доставало, чтобы поправить дело; даже решительно сказать можно — не зависело более от генерал-адъютанта Васильчикова исправить порядок службы, распущенный, испорченный до невероятности».

Выходило так, словно Александр I хотел сначала дать гвардии чрезмерную волю, выявить наиболее ретивых, а потом очиститься от них. Под железную метлу попали порядочные, знающие офицеры. Непривычно, но факт: если Александр I в последние годы царствования насаждал Шварцев, то его брат тяготел к противоположной когорте.